Город мертвецов и другие истории (сборник) - Иван Грачев

Моим глазам уже некуда было расширяться, поэтому я почувствовал только боль в глазницах.

– А если я решу свалить, как только получу деньги?

– О! Вы этого точно не сделаете! – ухмыльнулся собеседник, откинувшись на спинку стула.

И он, черт побери, был прав, «так сказать»…

4

Солнце пекло с самого утра. Температура была настолько высокой, что уже утром тело ощущало жар, который мог заставить воду любого открытого водоема кипеть от соприкосновения. Днем же, дрожащая дымка уже была повсюду, заставляла людей сторониться зоны обстрела огненными лучами и покупать напитки на каждом углу.

Жара убивала меня своей мощью, а светило в небе лишь добавляло дискомфорта.

Но все было не так заметно в свете важности этого дня. Первого дня на «работе». Всю дорогу от дома до автобусной остановки, с которой мне нужно было начинать свой маршрут, я только усмехался над своей «униформой» и грядущими обязанностями. Стоило мне оказаться в толпе уже спарившихся в городской духоте людей, поймать их взгляды на себе, как до меня сразу же дошло – все это взаправду, и стоит мне сделать малейшую ошибку – и я потеряю единственный шанс заработать хорошие деньги и вновь подняться на ноги. Неважно, каким способом.

Люди оборачивались и воротили нос. Во взгляде некоторых было удивление, как если бы они увидели дома чужую грязную и немытую собаку, кто-то напротив – сразу же отзывался презрением и либо отходил в сторону, либо вовсе отправлялся прочь. Как странно было смотреть на реакцию окружавших меня людей, понимая, что я и сам иногда проявлял эмоции отвращения к тем, кем пришлось стать намеренно.

Грим был первоклассным – специальная пастообразная смесь, которую нужно было наносить на лицо, создавала вид редкой щетины, окрашивая мой пушок на подбородке и щеках, и добавляла эффект въевшейся грязи. Анти-освежитель дыхания не раздражал мои собственные обонятельные рецепторы, но источал такой отвратительный запах кариеса и гнили, что меня чуть не вырвало, когда я понюхал его дома. Только одежда приносила реальные неудобства. Как мне сказали, даже самые совершенные разработки не привели к возможности создания такого материала, который бы мог выглядеть, как повседневная одежда, но при этом оказывать максимально благоприятное воздействие на организм.

В итоге – на мне были ХБ-шмотки, хитро завуалированные под самые грязные то ли джинсы, то ли брюки, что я видел в жизни, с несколькими дырками, и легкий пуховик осенне-зимнего сезона, он хоть и был когда-то достаточно дорогим, но сейчас выглядел, как кусок тряпичного дерьма. Вместо футболки – кое-как сшитые и связанные друг с другом «на соплях и скотче» лоскуты ткани, даже не притворяющиеся одеждой, вместо обуви – старые кожаные ботинки с оторванными носами и обмотанные все тем же всемогущим скотчем и изолентой.

На полусогнутых, держа руки в карманах, я продвигался вперед, расталкивая всех и каждого на своем пути. Не задерживая взгляда, я все же интересовался реакцией попутчиков. Она была одинаковой – отвращение, презрение и страх. Страх оказаться рядом со мной, «с этим вонючим уродом», страх испачкать свои одежды из дорогого магазина не просто прикосновением, а только лишь пребыванием рядом с кем-то настолько мерзким, что даже смотреть было противно.

Когда показался автобус, многие нетерпеливо переминались с ноги на ногу, от запаха, которого я практически не чувствовал, а может – от желания поскорее исчезнуть прочь.

Каково же было разочарование всех попутчиков, когда я ввалился, спотыкаясь и чуть ли не падая, в автобус вместе с ними, заполняя собой и своим ароматом каждый миллиметр пространства! Это был небольшой «ПАЗик», и распространение непригодной для жизни атмосферы было лишь вопросом времени.

Но, при этом, никто не рискнул поднять на меня голос или просто вякнуть хоть что-нибудь.

Все взгляды сразу же прятались в пол или в книгу, или в окно, стоило мне поднять глаза навстречу. Это было ни с чем несравнимое ощущение, оно вызывало лишь улыбку. Подумать только, я был в самом центре внимания, без самого внимания!

Каждый человек в автобусе осознавал мое присутствие, пусть и старался не замечать его. Я сел в самом конце автобуса, на место предполагаемого кондуктора, в котором не было нужды, так как водитель, взяв деньги с нововошедших, полоснул по мне взглядом в большом зеркале над серединой своего окна, и повел транспорт вперед.

Сидя боком в сторону движения, мне открывалась интересная картина – несколько молодых людей непонятного возраста в силу не вполне естественной наружности. Вспомнив свою задачу, обязанности, я громко заржал. Видимо, напряженность от столь непривычного антуража взяла верх, и смех получился громким и искренним, без фальши.

Конечно, мало кто обратил на это внимание, или никто не подал виду, что обратил внимание. Может показаться смешным, но я чувствовал себя неприкасаемым в этом автобусе! Боже, какой бред, если бы только он не приключился со мной! Стало весело и смешно – я, ничем не отличаясь от попутчиков рядом, вызываю такую реакцию, что все боятся даже посмотреть в мою сторону. Лишь секунда – и уже чувствуется настроение окружающих, оно впитывается, как губка.

Но, дело не ждало…

Один из пассажиров, парень из группы напротив, сразу мне не понравился. Мне неприятен был его вид – черные джинсы настолько в обтяжку, что реальный объем его ног мог быть раза в два больше, чем спички, торчащие из задницы; какая-то тряпица, видимо, предназначенная исполнять функции футболки, с фактурой материи, стиранной не меньше миллиона раз, просвечивала и, при некотором рассмотрении, открывала вид на тощий торс, торчащие ребра и соски, на белом фоне они смотрелись противно, как шрамы.

Я никогда не был драчуном, не лез в драку первым, не провоцировал других…

Правда заключалась в том, что и дрался-то я не больше десяти раз за всю жизнь, если вспомнить навскидку.

Его крашеные волосы, с девчачьей челкой на один глаз, всего лишь их вид, этих черных прядей, заполнили чашу терпения до краев, даже для меня.

Спрей для рта не только создавал отвратительный запах помоек и кабинетов стоматологов в дешевых больницах, он еще и раздражал горло, заставляя его напрягаться для каждой фразу, да так противно, что даже обычное мычание превращалось в низкий хрип.

– Эй, пидор! – окликнул я этот «субъект» не своим прокуренным и пропитым голосом.

Сначала не было никакой реакции ни от одного члена компании, хотя, не исключено, что членов там было не больше, чем в женской бане.

– Ты что, глухой что ли? – сказал я немного громче, удивившись, что хрипота звучит в голове даже слегка забавно.

Легкий взгляд презрения в мою сторону. Этот был немного по-хулиганистее – клетчатая рубашка красно-зеленого цвета, джинсовые шорты с подкатом до колена и короткая стрижка а-ля «спортивная». Я даже подумал, что сейчас этот кадр пихнет своих товарищей, а они направятся в мою сторону, но нет. Всего лишь зыркнув глазами, мол, «не выеживайся, а то схлопочешь» он снова отвернулся к разговору.

В голове мелькнуло правило №2.14 «Нельзя причинять серьезный ущерб психическому или физическому здоровью, лишь легкое воздействие для выполнения пунктов 1.5, 1.7 и 1.10»

Пожалев о том, что, как истинный бомж, не захватил с собой бутылок из помойки рядом с остановкой, я сунул руку в карман и взял влажный ошметок газеты. И, конечно же, я получил огромное удовольствие, когда метнул им в группу молодых людей. В секунду, когда противная бумагоподобная жижа врезалась в роскошно-мерзкую прическу пассажира самого голубого вида, того самого, я разразился таким ржачем, которого не позволял себе, наверное, никогда. Я смеялся над тем, как лицо этого педика искажается сначала от резкого испуга, потом от отвращения, на его глаза уже наползали слезы, постепенно превращали лицо в жалкую маску трусливого ребенка. Кажется, у него даже тональник потек. Я смеялся над тем, как мой хриплый ржач заполняет стены автобуса и возвращается ко мне обратно, не найдя пути наружу.

Смеялся и над жизнью, которая подвела к тому, что функция в социуме, отвратительная, с натяжкой даже работой назвать сложно, вызвала во мне столь яркие и позитивные эмоции. Я казался себе отвратительным, жалким и… и «бесполезным»…

Тяжесть собственных мыслей опускала все ниже, настолько низко, что дрожь в теле становилась ощутимой и сильной, озноб «колбасил» туловище похлеще режущего ветра, хотелось рыдать, хотелось упасть на колени, потом завалиться на бок, в грязь и пыль, стать незаметным и жалким, мерзким, блевать от нервов, от головокружения…

И все это было невозможно совершить в один момент. Поэтому я ржал что есть сил.

– Ты считаешь это смешным? – подошел тот самый «хулиган», который, по-видимому, был не только основной ударной силой компании, но и единственным нормальным парнем на фоне этой женоподобной группы. – Ты считаешь это смешным?